Окулов Николай Павлович
Материал из Проект Дворяне - Вики
Никита Кирсанов. "Декабрист из Пошехонья".
Вторник, 29 Мая 2012 г. 17:12 (ссылка) + в цитатник Прочитало: 0 за час / 2 за сутки / 6 за неделю
Дед декабриста Окулова Прокопий Иванович (в 1791 году отставной бригадир) разделил свои имения между сыновьями, и прапорщик Павел Прокопьевич (отец декабриста) получил в Вологодской губернии деревню Алёшино, в Ярославской - село Владычное Пошехонского уезда, а в Костромской - деревни Ониково и Якшино. 12 (437x550, 123Kb) ПОРТРЕТ ПРОКОПИЯ ИВАНОВИЧА ОКУЛОВА РАБОТЫ Г. ОСТРОВСКОГО. 1775 г. КОСТРОМСКОЙ МУЗЕЙ ИЗОБРАЗИТЕЛЬНЫХ ИСКУССТВ. Отец декабриста не дослужился до чинов своего отца, а полученные в наследство имения таяли, и своему сыну, Николаю Павловичу, он завещал только пятнадцать душ в деревне Якшино (второе название Беляки). Так, за пол-столетия Окуловы из средних дворян превратились в мелкопоместных. Поэтому, несмотря на Жалованную грамоту дворянства, внуки бригадира служили ради куска хлеба, ради того, чтобы дать приличное образование детям. В 1826 году брат декабриста, Иван Павлович, давая по требованию Николая I сведения об имущественном положении своих родственников, писал, что ему самому с женой принадлежит имение в 30 душ крепостных (к тому времени обременённое долгами), брату Александру Павловичу (полковнику Финляндского полка) 19 душ, старшей сестре, Елене Павловне, вместе с имением мужа - 77 душ (правда 60 душ заложено на 24 года в Опекунском Совете), а младшая сестра, Елизавета Павловна, "находится вне всякого состояния и проживает у тётки с материнской стороны".
21 (600x431, 107Kb) ЦЕРКОВЬ ВОСКРЕСЕНИЯ ИИСУСА ХРИСТА ПОГОСТА ЯКШИНО СОЛИГАЛИЧСКОГО РАЙОНА КОСТРОМСКОЙ ОБЛАСТИ. 1795 г. ФОТОГРАФИЯ С.А. ОРЛОВА НАЧАЛА XX в. ФОТОАРХИВ ИИМК РАН. Николай Павлович Окулов родился в 1799 году. По примеру своего старшего брата Ивана в 1810 г. поступил кадетом в Морской корпус. Через пять лет Н.П. Окулов был уже мичманом, а в 21 год - лейтенантом. Вся служба будущего декабриста была связана с Балтийским морем: учебные плавания, маневры. В 1824 г. он служил на фрегате "Лёгкий" и совершил поход от Кронштадта до Исландии. Правда, такие плавания были редкостью, так как с 1823 г. началась служба в Гвардейском морском экипаже. В это время Н.П. Окулов был назначен командиром придворной яхты "Церера". 13 (700x440, 283Kb) Служба в гвардии давала возможность вращаться в кругу блестящей офицерской молодёжи, которая вела несколько рассеянный "гусарский" образ жизни, воспетый молодым Пушкиным, Языковым, Давыдовым, Лермонтовым. Среди близких знакомых Окулова мы встречаем братьев Бестужевых. Популярный в своё время писатель-романтик декабрист Александр Бестужев, писавший пол псевдонимом Марлинский, в своей памятной книжке за 1824 год довольно часто отмечает дни, которые он проводил у Окуловых. Например, запись 10 января: "Обедал у Греча, вечером был до полуночи у Окулова", 7 февраля: "Я поехал к Окулову, где пробыл долго", и т.д. Несколько позже младший брат Александра Бестужева, Пётр Бестужев, в своих "Памятных записках", в которых "описывал только тех, кто был ближе мне в настоящем жребии (записи относятся к 1828 г., когда П.А. Бестужев был сослан на Кавказ за участие в тайном обществе - Н.К.) или казались замечательными в некотором отношении", писал об Окулове: "Старый товарищ мой на море (П.А. Бестужев с 1812 года учился в Морском корпусе, а в 1824 г. вместе с Окуловым плавал на фрегате "Лёгкий" - Н.К.), в шалостях, в горе и радости. Любезный человек! Добр, как нельзя более, честнейших правил, на всё готовый для друга... С ним не раскаивался бы провести всю жизнь, уверенный, что никакое обстоятельство в свете не могло б переменить его участие и расположение. Ум его образован настолько, чтобы не краснеть в хорошем обществе. Характер живой, но мнительный - во всём подозревает он неискренность, думает, что его обманывают в дружбе, в приёме, и может стать, редко ошибается. Простительный его недостаток есть маленькое фанфаронство, которое с его фигурой делается смешным". (Воспоминания Бестужевых. М.-Л., 1951, с. 368-369). Лейтенант Окулов не был членом тайного общества, но постоянно находился в кругу декабристов - уже упоминавшиеся Бестужевы, сослуживцы по Гвардейскому экипажу - А.П. Арбузов, братья А.П. и П.П. Беляевы. Конечно, Н.П. Окулов принимал участие в разговорах об "аракчеевщине", о военных поселениях, о вояжах "кочующего деспота". Поэтому 14 декабря 1825 года он поддержал своих товарищей и вместе с ними оказался на Сенатской площади. 14 (700x454, 246Kb) ПЕТЕРБУРГ. КАЗАРМЫ ГВАРДЕЙСКОГО ЭКИПАЖА. РАСКРАШЕННАЯ ФОТОГРАФИЯ НАЧАЛА XX в. Подготовка к восстанию в Гвардейском экипаже шла давно. В основном её вели Арбузов, братья Беляевы и братья Бодиско. Рано утром 14 декабря экипаж посетили Пётр Бестужев, Пётр Каховский и Николай Цебриков. Николай Бестужев, появившись в казармах, сказал: "Кажется, мы все здесь собрались за общим делом и никто из вас не откажется действовать". Кто-то из молодых офицеров ответил: "С вами мы готовы идти...". В экипаж приехал бригадный командир С. Шипов. Он попытался уговорить экипаж присягнуть Николаю, но "единогласно все офицеры, кроме штабс-офицеров, и все рядовые отказались". Шипова никто не слушал, а лейтенант Вишневский ответил, что "мы не видим отречения императора и поэтому считаем своим долгом сохранить присягу Константину". Матросы тем временем стали собираться во дворе казарм. Когда Шипов хотел прочесть Манифест и скомандовал "На караул", матросы отказались выполнить приказ. Арбузов показал на допросе, что Окулов говорил нижним чинам, будто егерские солдаты заявляют: "ежели их будут заставлять переменить присягу, то они готовы на всё". Окулов вселял уверенность в матросов, убеждая их, что они не одни. Бригадный командир, чувствуя, что почва уходит из-под ног, решил арестовать Вишневского, но стоявшие рядом офицеры немедленно отдали генералу свои сабли. Среди них был и Окулов. Это было уже открытое неповиновение. Ротных командиров Шипов всё же арестовал. Младшие офицеры находились в очень возбуждённом состоянии. Братья Беляевы, Миллер, братья Бодиско и ещё несколько офицеров бросились в канцелярию экипажа и освободили своих командиров. Тут все услышали выстрелы, раздававшиеся на Сенатской площади. Мичман Пётр Бестужев закричал: "Ребята, это наших бьют..." Как только командиры рот соединились с матросами, весь экипаж ринулся к воротам. Командир батальона Качалов попытался остановить матросов, но они его обошли и стройно пошли на площадь, где было приказано собираться. 22 (600x390, 178Kb) ВОССТАНИЕ 14 ДЕКАБРЯ 1825 г. ХУДОЖНИК В.Ф. ТИММ. Прибыв на площадь, Гвардейский морской экипаж выстроился, как пишет А.Н. Сутгоф, "в большом порядке", в колонне к атаке между каре Московского полка и Исаакиевским собором. Пётр Бестужев, который всё время находился в роте Арбузова, показывает, что экипаж расположился "взводами на две половины, одна лицом к Адмиралтейству, другая - к манежу конной гвардии". Возможно, именно к роте Окулова подъезжал великий князь Михаил Павлович, брат Николая I, уговаривая матросов прекратить восстание. Мы не знаем, как вёл себя Окулов на площади, но, очевидно, он оставался со своими подчинёнными до конца, т.е. до тех пор, пока картечь не начала косить ряды солдат и матросов. Окулов был арестован 15 декабря великим князем Михаилом Павловичем. До 3 января бывший командир придворной яхты находился на главной гауптвахте, размещавшейся в Зимнем дворце. Это была импровизированная тюрьма: перегородили одну из комнат - в одной половине находился член Северного общества А.Е. Розен, в другой - братья Беляевы, братья Бодиско и Окулов. Вскоре Окулов был переведён в Петропавловскую крепость, где содержались остальные декабристы. 16 (700x464, 242Kb) ПЕТРОПАВЛОВСКАЯ КРЕПОСТЬ. ГРВЮРА ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XIX в. Окулову было предъявлено обвинение, что он "лично действовал в мятеже", хотя и был "на площадь увлечён обманом". По приговору Верховного уголовного суда осуждён по XI разряду, что означало разжалование в рядовые до выслуги с определением в дальние гарнизоны без лишения дворянства. 12 июля подсудимым был прочитан приговор, и не прошло ещё суток, как для пяти, находящихся вне разряда (Пестеля, Рылеева, Каховского, М. Бестужева-Рюмина и С. Муравьёва-Апостола), рано утром 13 июля приговор был приведён в исполнение. На рассвете этого же дня моряков, вместе с прочими приговорёнными Верховным уголовным судом, вывели на гласис Петропавловской крепости, где уже выстроились каре и четыре шеренги лейб-гвардии Павловского полка. Все осуждённые за исключением моряков, составлявших отдельную группу, были выведены в середину образованного из войск четырёхугольника, где и состоялось исполнение приговора - срывали мундиры, которые тут же бросали в костёр, над лишёнными дворянства ломались шпаги. Моряков-декабристов отделили от всех остальных, и затем они направились к величественным Невским воротам Петропавловской крепости. Отсюда их должны были отвезти к месту исполнения приговора. Местом совершения гражданской казни для моряков была выбрана лично Николаем I "практическая эскадра" Балтийского флота, а именно, флагманский 74-пушечный корабль "Князь Владимир". Казнь над декабристами-моряками должна была совершиться в сугубо морской обстановке. Весь экипаж флагманского корабля, свыше 600 человек, состоял из того же Гвардейского экипажа, большинство офицеров которого были преданы суду за бунт. Казни предшествовала некоторая подготовительная работа, которая производилась при ближайшем участии царя. Дважды в течение полутора месяцев перед казнью он делал смотр эскадре, обращая особенное внимание на "Владимир". Монаршее благоволение начальнику эскадры Кроуну, командиру корабля-флагмана, капитану I ранга Качалову, а так же всем линейным штабс-и обер-офицерам того же корабля, пожалование нижних чинов рублём - играли роль подготовки всего личного состава "Владимира" к предстоящей казни. Царь отдал также приказание о введении в Кронштадт до начала казни новых войск, которые заняли форты и должны были нести караулы в городе. Только после всего этого император мог спокойно уехать из Петербурга и день казни провести в Царском селе. В 6 часов 13 июля был произведён пушечный выстрел с "Владимира" и одновременно был поднят чёрный флаг. Вдали, из Кронштадта увидели шхуну "Опыт", буксируемую пароходом. После поднятия флага стали немедленно прибывать на флагманский корабль по два, по три офицера с судов, находящихся в составе эскадры и на рейде, а также и гребные суда с нижними чинами. Через час шхуна "Опыт" с баркасами, буксируемая "Проворным", подошла довольно близко к "Владимиру" и стала на якорь. К тому времени подошёл второй пароход "Скорый" и стал обходить флагманский корабль. Через полчаса, пользуясь гребными судами, шхуна "Опыт" с баркасами была подведена к правому борту "Владимира" и поставлена у трапа. "Государственные преступники" были переведены с баркасов на корабль и поставлены в середине построенного на шканцах каре из экипажа "Владимира". 2834 (700x449, 279Kb) По прочтении приговора Кроуном над головами Арбузова, Завалишина, Дивова, Н. Бестужева, Торсона, братьев Беляевых, М. Кюхельбекера, М. Бодиско и Чижова были переломлены (заранее подпиленные) сабли, оторваны эполеты, которые вместе с мундирами были выброшены за борт. Остальные заключённые, включая и Окулова, по прочтении приговора были лишены мундиров и сабель. В донесении на имя Дибича того же 13 июля можно прочитать: "над десятью переломаны сабли и оторваны эполеты, как и мундиры их брошены за борт, прочие лишены мундиров и сабель". К половине девятого всё было кончено. Осуждённых, переодетых в матросскую одежду, перевели обратно на баркасы. В шканечных журналах 74-го пушечного корабля "Сысой Великий" и 44-го пушечного фрегата "Вестовой" от 13 июля записано: "в 3/4 девятого министерская яхта от адмиральского корабля" и "в 3/4 десятого прошли обратно с буксируемой яхтой и баркасом". Таким образом, всё свершилось согласно распоряжению: "По прочтении им высочайшей конфирмации затем отправлены обратно для содержания до ночи в Санкт-Петербургской крепости". В инструкции, данной капитану 3-го ранга Балашову, было предусмотрено как поступить с осуждёнными по прибытии в С.-Петербург: "первых восьмерых по списку (Арбузов, Завалишин, Дивов, Н. Бестужев, Торсон, Беляевы, М. Кюхельбекер), также и лейтенанта Чижова, представить тотчас в С.-Петербургское губернское правление для отсылки по принадлежности; Бодиско же 1-го (Бориса) сослать с корабля "Владимир" в Кронштадт для записания в матросы во флот, а из остальных - Бодиско 2-го (Михаила) препроводить в инженерный департамент военного министерства, а прочих, как-то П. Бестужева, Вишневского, Мусина-Пушкина (Епафродита) и Окулова, доставить в инспекторский департамент Главного штаба е.и.в." (Его императорского величества). Прибыв в город и остановившись около Исаакиевского моста и "полагая неудобным разводить из (осуждённых) по городу для доставления по принадлежности", адмирал Моллер обратился к коменданту Петропавловской крепости Сукину с просьбой принять декабристов в крепость. В своём докладе от 14 июля на высочайшее имя Моллер подчеркнул, что "преступники не были в губернском правлении, но и на берегу, и что на судах никто с ними никакого сообщения не имел и свидания также". По приказу свыше моряки-декабристы были приняты в крепость. Отсюда их отправляли в Сибирь. IMG_0104 (700x531, 347Kb) НЕВСКАЯ КУРТИНА ПЕТРОПАВЛОВСКОЙ КРЕПОСТИ, ГДЕ СОДЕРЖАЛСЯ Н.П. ОКУЛОВ. ФОТОГРАФИЯ 2010 г. После экзекуции бывший гвардейский лейтенант Окулов встретился в доме коменданта Петропавловской крепости генерала Сукина со своим попутчиком Михаилом Пущиным, братом лицейского друга Александра Сергеевича Пушкина, Ивана Ивановича Пущина. Здесь же находился и фельдъегерь Григорьев с жандармом, которым отныне была вручена судьба Н.П. Окулова и М.И. Пущина. А сама судьба олицетворялась в виде пакета, находящегося в фельдъегерской сумке. У крыльца стояли две перекладные тройки, на одну сел Окулов с жандармом, на другую - Пущин с фельдъегерем, и на рассвете за Шлиссельбургской заставой осталась "Северная Венеция" - Петербург, которого бывшему моряку уже не суждено было увидеть. А тройки мчались в далёкую Сибирь, но настроение было бодрое - наконец-то кончились допросы с театральным завязыванием глаз и вождением по несколько раз по одним и тем же комнатам, наконец-то можно было дышать не спёртым воздухом каземата, а бодрящим воздухом приближающейся осени, да и перекладные после крепости казались роскошной каретой. К Рыбинску Окулов подъезжал с замирающим сердцем. От города было рукой подать до родного Пошехонья, где находились родовые имения Окуловых: деревни Соколово, Калиновка, Красная, Берендяк, тянувшиеся к красивому селу Владычное, где всё напоминало о детстве, о родителях - и окуловское поле, и окуловский выгон, и деревянный дом, спрятавшийся в парке. В самом Рыбинске жила родная тётка по материнской линии - старушка Румянцева, которая приласкала племянника и его спутников, как родных. Старушка суетилась, на стол подавалось лучшее угощение, и всевозможная снедь клалась в повозки. Конечно, не обошлось без различных настоек и водки, до которых особенно охоч был фельдъегерь. Григорьев, воспользовавшись случаем поесть и выпить, напился до безобразия и уснул богатырским сном. Теперь можно было спокойно осмотреть у него сумку, где хранились инструкции военного министра. В бумаге, подписанной лично военным министром, председателем следственной комиссии А.И. Татищевым, было сказано, что Окулова фельдъегерь должен был оставить в Томске, а Пущина везти в Красноярск; далее указывалось что Григорьев должен обращаться с ними вежливо (как-никак дворяне), останавливаться где пожелают того сопровождаемые, а главное - не был указан точно срок прибытмя на место. 17 (700x442, 200Kb) ВИД ГОРОДА РЫБИНСКА СО СТОРОНЫ ВОЛГИ. РАСКРАШЕННАЯ ФОТОГРАФИЯ НАЧАЛА XX в. Переночевав в Рыбинске, отправились далее, но теперь с Григорьевым обращались бесцеремонно, заставляли его делать остановки, где им хотелось. Поэтому очень скоро Окулова и Пущина догнал фельдъегерь Седов, который сопровождал декабристов Краснокутского и Чижова, а около Екатеринбурга присоединтлся к ним ещё один фельдъегерь, везший Аполлона Веденяпина, так что по Сибири ехали большой и, можно сказать, дружной компанией, несмотря на нелёгкое будущее. Сибирь сначала не казалась такой страшной. Очень радушно встретил декабристов городничий города Каинска Степанов. Три дня прожили они у хлебосольного хозяина. Баня смыла грязь и пыль, позволила забыть усталость и приготовила к дальнейшему путешествию по Сибири. А дальше потянулась пустынная Барабинская степь. На всю жизнь запомнилось также декабристам доброе отношение простых сибиряков к "несчастным", как называли в Сибири всех ссыльных. Особенно поразил один случай. 15 августа 1826 года после утомительного пути тройки остановились в одном большом селении. Изнурённые дорогой, голодные декабристы спросили поесть. У смотрителя станции ничего не нашлось, но тут оказался крестьянин, который пригласил их всех в избу и предложил, что бог послал. Окулов, Пущин и другие рады были съесть хоть кусок хлеба и пошли к пригласившему, правда, не ожидая чего-нибудь особенного и не надеясь, что крестьянин сможет накормить девять человек. Однако крестьянин угостил сытными щами, рыбой и жареными рябчиками. Когда Пущин, как самый денежный из декабристов, предложил крестьянину 15 рублей за вкусный обед, последний обиделся и отказался взять деньги. Сначала декабристам показалось это в диковинку, но потом они привыкли к подобным случаям. Сибирский крестьянин имел больше земли, чем крестьянин Европейской части России, а главное, не знал крепостного права, которое иссушало душу русского народа. 18 (700x468, 181Kb) ТОМСК. ФОТОГРАФИЯ НАЧАЛА XX в. Через пять дней после обеда у крестьянина, т.е 20 августа, Окулов прибыл в Томск, а его товарища М. Пущина тройка умчала дальше. Началась служба в Томском гарнизонном батальоне. А между тем, через два дня после приезда в Томск, в Москве по решению царя Окулов должен был снова отправиться в путь - теперь с востока на запад - "в тёплую Сибирь": Высочайшим указом 22 августа повелено перевести солдата Окулова в полевые полки Кавказского корпуса - "дабы мог заслужить вину свою". Только в марте 1827 года началась тяжёлая, полная опасностей служба в 42-м егерском полку. Сослуживцами его были декабристы Алексей Веденяпин и Нил Кожевников. О службе Окулова на Кавказе известно мало. Через два года он был произведён в унтер-офицеры. Это звание декабрист получил за участие в штурме крепости Карс. Вместе с ним в бою отличились Веденяпин и Фок. Повышение было ничтожным по сравнению с подвигами, совершёнными декабристами. Но командующий Паскевич не жаловал "преступников". "Вообще, разжалованных, - писал Паскевич Дибичу в июле 1828 года,- во всех сражениях употреблял я в первых рядах или в стрелках, и всегда там, где представлялось наиболее опасности. Из них один убит и 7 ранено. Все они вели себя отлично. Храбро в назначаемые им места шли совершенно с доброю волею и с желанием заслужить вину свою кровью, сверх того, о тех, кои рекомендуются в прилагаемом списке, запрашивал я особо полковых командиров на счёт их нравственности, и они отзывались, что совершенно ручаются за их поведение. Хотя таковые заслуги разжалованных по делу о злоумышленных обществах и одобряемое поведение обращает на них внимание начальства, но я полагаю, что производство их в офицеры можно отложить до окончания настоящей войны, разве в продолжении оной окажут примеры отваги и храбрости". ("Русская старина", 1903, т. 114, с. 486). Но и окончание войны не принесло Окулову офицерских погон. До младшего офицерского чина ему предстояло служить ещё семь лет. В 1829 году он был переведён в Кабардинский егерский полк. И в этом полку Окулов воевал так же храбро и за отличие в экспедиции против горцев ему в 1836 году присвоили звание прапорщика с переводом в Черноморский линейный 9-й батальон. Через полтора года он был подпоручиком. 8 (700x506, 262Kb) ЯНУАРИЙ СУХОДОЛЬСКИЙ. ШТУРМ КРЕПОСТИ КАРС 23 июня 1828 г. АРХАНГЕЛЬСКИЙ ОБЛАСТНОЙ МУЗЕЙ ИЗОБРАЗИТЕЛЬНЫХ ИСКУССТВ. Тяжёлая солдатская служба, непривычный климат подорвали здоровье Окулова, и в марте 1838 года он был уволен со службы по болезни. После отставки Николай Павлович возвратился в своё родовое имение село Владычное Пошехонского уезда Ярославской губернии. Окулов не поддерживал связей с декабристами и, очевидно, не очень любил вспоминать морозный декабрьский день 1825 года, Сибирь и службу на Кавказе. Во всяком случае, никто из декабристов не знал о его дальнейшей судьбе, даже не знали, когда он умер. Дата смерти Окулова не была известна многим советским историкам. Он как бы затерялся в пошехонской глуши. Действительно, жизнь его после возвращения с Кавказа не представляет ничего интересного. Она была наполнена мелочными заботами небогатого провинциального помещика. Очень редко спокойное течение жизни нарушалось какими-нибудь всплесками, и то чаще всего семейного характера. 9 (700x506, 182Kb) ПОШЕХОНЬЕ. ФОТОГРАФИЯ КОНЦА XIX в. В 1853 году Окулов был опекуном малолетнего Н.А. Соколова. Правда, он несколько превысил свои опекунские права, и в 1855 г. с него была взыскана стоимость вещей Соколова, незаконно проданных Окуловым. В 1865 г. он упоминается среди поручителей на свадьбе своей племянницы Елены. Здесь же упомянут двоюродный брат декабриста, генерал-майор Александр Николаевич Окулов. Ещё один двоюродный брат, Михаил Николаевич, в 1848 году был пошехонским предводителем дворянства. Последнее упоминание о декабристе находим в метрической книге села Владычного: "Села Владычное помещик Николай Павлов Окулов умер 1 апреля 1871 года, 5 апреля священником А. Смирновым с причтом погребён при церкви". В графе - "от чего умер" написано "от старости". (Районный архив г. Пошехонье-Володарска, ф. 326, л. 50, об. 51). Судя по всему, Н.П. Окулов умер бездетным. По рассказам местного старожила С.И. Гуляева, дом Окулова находился в парке и простоял до 1918 года, а затем был разобран. В соседней деревне Лукинская находилось, вероятно, поместье сестры декабриста Анны Павловны. Её дом после перестройки стал частью школы. Родственники Н.П. Окулова жили ещё в советское время. Могила декабриста не сохранилась. 10 (700x464, 185Kb) СЕЛО ВЛАДЫЧНОЕ ПОШЕХОНСКОГО РАЙОНА ЯРОСЛАВСКОЙ ОБЛАСТИ. ЦЕРКОВЬ УСПЕНИЯ ПРЕСВЯТОЙ БОГОРОДИЦЫ, ПОСТРОЕННАЯ В 1993 г. НА МЕСТЕ ОДНОИМЕННОГО УТРАЧЕННОГО ХРАМА, В ОГРАДЕ КОТОРОГО БЫЛ ПОХОРОНЕН ДЕКАБРИСТ Н.П. ОКУЛОВ. http://www.liveinternet.ru/users/kirsanov_nikita/post222046742/ (01.06.2012)