Детство и юность В.А. Жуковского

Материал из Проект Дворяне - Вики

Детство и юность В.А. Жуковского: уточнение фактов биографии поэта (по архивным материалам)^[1]

О.Е. Глаголева, Университет Торонто, Канада

Опубликовано: Жуковский и время: Сб. Статей / Ред. А.С. Янушкевич, И.А. Айзикова. – Изд-во Томского университета, 2007, с. 217-229.

Через пять лет после смерти В.А. Жуковского в рецензии на издание пятого собрания его сочинений Н.Г. Чернышевский пи¬сал: «Нет надобности говорить, что каждая строка, на¬пи¬санная таким историческим дея¬те¬лем, как Жуковский, становится дра¬гоценною для современников и по¬томства... Надобно те¬перь желать того, чтобы в возмож¬ной полноте издана была кор¬рес¬пон¬ден¬ция Жуковского и со¬ста¬в¬лена была по возмож¬ности пол¬ная его биография» . Пожелание, вы¬ска¬занное 150 лет назад, только сегодня начинает реа¬ли¬зо¬вы¬ваться, главным образом бла¬го¬даря ко¬лос¬сальному труду, пред¬принятому сотрудниками Том¬ско¬го государственного уни¬верситета, по изданию Полного со¬бра¬ния сочи¬не¬ний и писем В.А. Жу¬ков¬с¬кого . Многие факты биографии по¬эта остаются, однако, невыяснен¬ными или неверно ис¬тол¬кованными. Это относится к некоторым моментам его детст¬ва и юности и, прежде всего, к свя¬зан¬ным с положением неза¬кон¬но¬рож¬ден¬но¬го во¬про¬сам происхождения и социального статуса Жуковского. О первых годах жизни Жуковского и его взаимоотношениях в семье мы знаем, главным об¬разом, из воспоминаний племянницы поэта А.П. Зонтаг (1785 -1864), известной детской пи¬са¬тельницы. В них она рас¬сказывает о том, как отец поэта, богатый тульский помещик Афанасий Ивано¬вич Бунин, просил своего крестьянина, отправляв¬шегося на войну с Турцией, при¬везти ему в пода¬рок «хорошенькую турчанку», так как жена его «совсем состарилась». При¬ве¬зенная кре¬стья¬ни¬ном 16-летняя вдова Сальха, получившая при крещении имя Елизаветы Демен¬тьевны Тур¬ча¬нино¬вой, скоро стала наложницей Бунина и в 1783 г. родила ему сына Васи¬лия. Младенец был крещен и усыновлен его крестным отцом, бед¬ным киевским дворянином Андреем Гри¬горь¬е¬вичем Жуков¬с¬ким (ум. ок. 1817), проживавшим в имении Бунина . Воспоми¬на¬ния Зонтаг до сих пор считают¬ся «самым авторитетным и, по сути, единственным источником сведений о детстве Жу¬ковского», и история происхождения поэта, почерпнутая из них, вошла прак¬тически во все по¬следующие ра¬бты о Жуковском . Однако внимательное прочтение ме¬муаров Зонтаг и, осо¬бен¬но, со¬по¬став¬ление их с архивными доку¬мен¬тами делают оче¬вид¬ной неточность многих сторон этой романтизированной версии. Что же касается истории усыновления Жуковского, то сведения по¬жилой мемуаристки о событиях, происшедших до ее рождения, явля¬ются не чем иным как се¬мей¬ной легендой. Задача данной статьи состоит в том, чтобы еще раз обратить внимание чи¬та¬те¬лей на неверные трактовки фактов биографии Жуковского, до сих пор широко бытующие в ли¬те¬ра¬туре о нем, и предложить уточ¬не¬ние деталей жизни поэта и его взаимоотношений в семье, ос¬но¬ванное на ранее не опубли¬ко¬ванных архивных материалах. Для начала целесообразным представляется уточнение дат жизни отца Жуковского, А.И. Бунина (1727-1791). В литературе существуют разные мнения на этот счет. В наиболее полно си¬с¬тематизированной «Летописи» жизни и творчества В.А. Жуковского годом рождения его отца назван 1729 год . Как наиболее вероят¬ную, эту же дату указывает В.А. Вла¬сов в недавно из¬дан¬ной книге о поместье Бунино , опровер¬гая общепринятую дату 1716 г. По¬сле¬д¬няя указана на па¬мятном знаке, установлен¬ном на месте усыпаль¬ни¬цы Буниных в с. Ми¬шен¬ском Бе¬лев¬ского рай¬она Тульской области . Однако надпись на подлин¬ном надгробном кам¬не на могиле А.И. Бу¬ни¬на в часовне с. Мишенского, зафиксированная в 1897 г. местным свя¬щен¬ником Петром Сы¬ти¬ным, предлагает третий вариант, представляющийся наи¬бо¬лее пра¬виль¬ным, так как надгробие бы¬ло уста¬новленно семьей А.И. Бунина вскоре после его смер¬ти. Сытин, вни¬ма¬те¬ль¬но об¬сле¬до¬вав над¬гро¬бие по просьбе собирателя памятников старины Н.И. Троиц¬кого, со¬об¬щил последнему в пи¬сь¬ме, что «с южной сто¬ро¬ны [на надгробии] такая над¬пись: «Надворный со¬вет¬ник Афанасий Ива¬но¬вич Бунин», а с се¬вер¬ной стороны: «родился 1727 года января 18... (да¬лее стер¬лись буквы, но, ка¬жет¬ся, нужно пред¬по¬ложить: «а скончался ... года Июня...»)» . Та¬ким об¬ра¬зом, мы имеем не толь¬ко точный год и даже день рождения отца Жуковского, но и бо¬лее ве¬ро¬ятный месяц его смерти. До сих пор считалось, что А.И. Бунин скончался в конце мар¬та 1791 г. Легенда о получении А.И. Буниным будущей матери Жуковского Сальхи от вернувшегося с войны крестьянина также противоречит сохранившимся документам. В выданном Московским губернским правлением в 1786 г. разрешении Сальхе на «свободное в России жи¬тель¬ство» ука¬зы¬валось, что «Турчанка Сальха в 1770 году взята была при взятии города Бендер с про¬чими та¬ко¬выми же в полон и досталась майору Муфелю, того же года отдана ему, Бунину, на воспи¬та¬ние, и по изучении российского языка приведена была в веру греческого ис¬по¬ве¬да¬ния...» . Упо¬мя¬нутый майор Иоганн Карл Генрих Муфель (ум.1788) был знаменательной лич¬нос¬тью. Начав во¬енную службу в Пруссии, он перешел в 1758 г. на службу в русскую армию и сделал быст¬рую карьеру: в 1763 г. произведен в капитаны, в 1769 г. в секунд-майоры, в следующем году в премьер-майоры; с 1774 г. он подполковник Ладожского пехотного полка, с 1779 г. – пол¬ков¬ник, а с 1787 г. – бригадир. Участвуя в 1769-1771 гг. в рус¬ско-турец¬кой войне, Карл Му¬фель "За от¬лич¬¬ное му¬жес¬т¬во при штурмовании Бендерской крепости и храбрость, с которою пред¬води¬тель¬ствуя, от¬нимал у неприятеля бастионы, батареи и улицы" был награжден орденом Св. Георгия 4-й степени. Тогда-то и достались ему две молоденькие турчанки, одна из кото¬рых стала впо¬след¬ствии ма¬те¬рью Жу¬ков¬с¬ко¬го. Второй раз Муфель отличился при подавлении войск Пу¬га¬чева, за что получил в на¬гра¬ду от Екатерины имение в Псковской губернии и немало башкир в качестве крепостных. При от¬став¬ке в 1788 г. он был произведен в генерал-майоры, но на¬сла¬дить¬ся гене¬ральством не успел – в том же году был зарезан своими крепостными башкирами . Будучи также орловским помещиком, Муфель мог знать А.И. Бунина по-соседски, поэто¬му, вероятно, и отдал «на воспитание», а скорее всего продал ему свой «военный тро¬фей». Взятая в дом Буни¬на в качестве дворовой Елизавета Дементьевна родила 29 января 1783 г. сына, о чем бы¬ла сде¬ла¬на запись под № 3 в метрической книге Покровской церкви с. Мишенс¬ко¬го: "Вотчины надворного советника Афанасия Ивановича Бунина у дво¬ро¬вой вдовы Елисаветы Дементьевой ро¬дился незаконнорожденный сын Василий" . Там же упоминалось о крещении млବденца 30 ян¬ва¬ря того же года. Никакого указания на усыновление мальчика Андреем Жуковс¬ким мет¬ри¬чес¬кие книги не содержали. Имена воспри¬ем¬ников при кре¬ще¬нии в запи¬сях тоже не ука¬зы¬вались. Не упоминалась фамилия «Жуковский» по отношению к Василию и в испове¬даль¬ных росписях того же села за 1787-1789 и 1796 гг., а указы¬ва¬лись толь¬ко "вдова Ели¬савета Де¬мен¬тьева и сын ее Ва¬силий", к чему в последний год было добавлено "Андреев 15-ти лет". Таким образом, об усы¬нов¬лении мальчика Андреем Жуковским говорят только семейные предания. Мы уже писали о невозможности для Жуковского, по законам того вре¬ме¬ни, быть усынов¬лен¬ным его крестным отцом . Несостоятельны также и версии западных пуб¬ли¬каций о Жу¬ков¬с¬ком, утверждающих, что поэт был усыновлен «всей семьей Буниных» и уна¬следовал име¬ния от¬ца . Даже при самом горячем желании ни А.Г. Жуковский, ни даже сам А.И. Бунин не мо¬г¬ли усы¬новить незаконнорожденного ре¬бен¬ка – закон ка¬те¬го¬ри¬чес¬ки запрещал дворянам «вводить» вне¬брачных детей "в знатное шляхетство", в нас¬лед¬ство и "в фа¬милию". В силу дей¬ст¬вующего за¬конодательства незаконнорожденные дети должны были быть записаны в кре¬пос¬т¬ные к соб¬ст¬вен¬¬ным «благородным» родителям . Отсюда же сле¬дует и ошибочность мне¬ния ис¬следователей, считающих, что от А.Г. Жуковского будущий поэт получил дворян¬ский статус . Наиболее авторитетные исследователи жизни и творчества Жуковского придерживаются точки зрения, что поэт получил дворянский статус в результате военной службы . Ссылаясь на фор¬мулярный список о службе Жуковского, составленный им самим в 1850 г. , они утверж¬да¬ют, что Жуковский был причислен к дворянскому сословию как выслуживший офицерский чин. Но¬вейшее и с научной точки зрения наиболее основательное издание – уже упомянутое Пол¬ное со¬брание сочинений и писем Жуковского – воспроизводит этот документ, не толь¬ко не подвергая его сомнению, но и кладя факты из него в основание «Лето¬пи¬си» жизни и твор¬чес¬тва поэта. В свя¬зи с этим представляется необходимым более подробно рас¬смот¬реть не соответствующие дей¬ст¬ви¬тель¬ности дан¬ные формулярного спис¬ка 1850 г. и, тем самым, еще раз вернуться к про¬блеме по¬лучения Жуковским дворянского статуса. «Формулярный список о службе ординарного академика Императорской академии наук, тайного советника Василия Андреевича Жуковского» указывает, что поэт «В службу вступил в Астраханский гусарский полк сержантом в 1785 г. Произведен в прапорщики и принят в штат ге¬нерал-поручика Кречетникова младшим адьютантом 1789 г. Июля 9. По прошению уволен без на¬граждения чином 1789 г. ноябрь 8». В «Летописи» жизни и творчества В.А. Жуковского за 1785 г. значится: «Двухлетний Жуковский записан А.И. Буниным в Астраханский гусарский полк в чине сержанта» . Однако, как уже указывалось ранее, этой записи в полк произойти не могло: мало того, что в 1785 г. в России не существовало гусарских полков – по реформе 1783-1784 гг. все гусарские полки были переименованы в легко-конные и только в 1797 г. при Павле I название "гусарские" было восстановлено для некоторых из них; такого полка в России вообще ни¬когда не было. В раз¬ные годы ряд других полков носил имя Астраханского: дра¬гунс¬кий, гре¬на¬дер¬ский, кирасирский, пехотный и др., но среди гусарских пол¬ка с таким на¬званием не су¬щес¬т¬во¬вало . Конечно, составляя свой фор¬му¬лярный список в 1850 г., 67-летний по¬эт вполне мог за¬па¬мятовать или перепутать детали. Однако, принимая во вни¬ма¬ние ста¬тус не¬закон¬норож¬ден¬но¬го, нам следует предельно осторожно подходить к свидетельствам лич¬ного ха¬рактера по это¬му по¬во¬ду. Как убеждает изучение биографий его современников «не¬за¬конного» про¬ис¬хож¬де¬ния, про¬ти¬воречия, умолчания или даже искажение фактов в докумен¬тах, авто¬био¬гра¬фиях и се¬мейных во¬с¬поминаниях – яв¬ле¬ние довольно распространенное, вытекающее из не¬воз¬можности по¬лучения та¬кими людьми дво¬ря¬нского ста¬ту¬са законным путем и из ес¬тес¬т¬вен¬ного желания скрыть «н嬬удоб¬ные» факты собст¬ве¬н¬ной био¬гра¬фии . Подлинные детали таких би¬о¬графий могут быть вос¬ста¬нов¬лены только при очень внима¬тель¬ном прочтении документов и, глав¬ное, при со¬пос¬тав¬ле¬нии одних документов с другими. В частности, если сравнить формулярный список 1850 г. с другим фор¬му¬ляр¬ным спис¬ком о службе Жу¬ков¬с¬кого, составленным в 1789 г. и хранившимся в Главном штабе Государственной военной кол¬ле¬гии, в них можно увидеть разительные отличия. Согласно списку 1789 г. бу¬дущий поэт происходил "из вольноопределяющихся польских шляхтичей" и на¬хо¬дился на дей¬ст¬ви¬тель¬ной военной службе с 15 сентября 1783 г., причем вступив в нее в чине ефрей¬тора, в тот же день был произведен в капралы, 15 мая следующего года – в вахмистры, а с 9 июля 1789 г. он – млад¬ший адъютант генерал-поручика М.Н. Кречет¬ни¬кова. В спи¬ске также указывалось, что Жу¬ков¬ский учас¬твовал в по¬хо¬дах русской ар¬мии 1788 и 1789 гг. против турок в Молдавию, в частности в сражении при реч¬ке Сальче и в обстреле Из¬ма¬ила, и на момент составления списка ему был 21 год. Подлинный до¬ку¬мент был подписан генерал-поручиком М.Н. Кре¬чет¬ни¬ко¬вым . При взгляде на этот документ даже неспециалисту понятно, что перед ним подделка. По¬ля¬ком Жуковский не был, в 1789 г. ему было только 6 лет и принимать участие в военных сра¬же¬ни¬ях в должности адъютанта он никак не мог. Сопоставление двух формулярных списков, даю¬щих не только разные даты начала прохождения службы, но и разные воинские части, где эта служ¬ба протекала, убеждает не только в фиктивности документа 1789 г. и, скажем, неточности не¬которых данных списка 1850 г., но и в том, что юного Василия в полк, скорее всего, вообще не записывали. Осуществить это и в 1783 г. и в 1785 г. было бы крайне затруднительно, если вообще возможно, поскольку запись незакон¬но¬рожденных детей в полки была катего¬ри¬чес¬ки запрещена. При записи малолетних дворянских отпрыс¬ков в полки требовалось обязатель¬ное пре¬до¬став¬ле¬ние документов, подтверждающих их дворян¬ский статус – выписки из метри¬чес¬ких книг о рож¬де¬нии ребенка и о законном браке его роди¬те¬лей, поколенная роспись предков с ука¬за¬ни¬ем про¬хо¬ж¬дения ими службы и поместий, полученных за нее. Канцелярия полка обязана была пода¬вать сведения о недорослях в Герольдмейстерскую контору Сената, где данные о них сверя¬лись со спи¬сками дворян из разрядного архива. В случае обнаружения «недостаточности» дока¬за¬тельств о происхождении недоросля от «благородных» предков ему грозило неминуемое отчис¬л嬬ние из полка, а командиру, допустившему нарушение, следовало наказание . При нали¬чии за¬п謬си "не¬за¬коннорожденный" в метрическом свидетельстве Жуковского попытка записи А.И. Буниным сво¬его внебрачного сына в полк была бы весьма опрометчивой, а на деле прак¬тически не¬вы¬пол¬ни¬мой . Но так как «военная служба» для Жуковского была бы, глав¬ным образом, не целью ка¬рьеры, как для большинства дворянских сы¬но¬вей, а средством полу¬че¬ния с ее помощью дво¬рян¬с¬ко¬го статуса, гораздо проще и эффектив¬нее было добыть доку¬мент об уже «пройденной» службе, с получением первого офицерского чи¬на прапорщика, данные кото¬рого не стали бы проверяться в Герольдмейстерской конторе. Это бы¬ло возможно, когда на дейст¬¬¬вительной службе в рос¬сий¬ской армии оказывался иностранец, в первую очередь выходец из Польши, что и нашло отра¬же¬ние в фиктивном формулярном списке 1789 г. Осуществить это помог сам подписавший фор¬му¬ляр генерал-поручик М.Н. Кречетников, командир отправлен¬ной в Молдавию для военных дей¬с¬т¬вий против Турции дивизии и все¬мо¬гущий Туль¬с¬кий и Калужский наместник. Кречетников был не просто хоро¬шим знакомым А.И. Бунина, а очень близким семье че¬ло¬веком – одна из до¬че¬рей Бунина, На¬та¬лья Вельяминова, была его многолетней любовницей, ма¬те¬рью его детей. Выписанный Кречет¬ни¬ковым формуляр о службе младшего адьютанта из по¬ляков был одновременно с проше¬нием последнего об отставке подан в Военную коллегию, под¬писан ее президентом князем Потемкиным-Таврическим и позже послужил основанием для ре¬ше¬ния Туль¬¬ского дворянского депутатс¬ко¬го собрания о выдаче грамоты на внесение В.А. Жу¬ков¬ского в дворянскую родословную книгу Тульской губернии. В принятии этого решения в июне 1795 г. клю¬чевые роли играли зятья А.И. Бунина – губернский предводитель дворянства А.И. Про¬тасов, уезд¬ный депутат П.Н. Юшков и вице-губернатор Н.И. Вельяминов, а также брат по¬след¬него уездный депутат С. И. Вельяминов. Хотя Зонтаг в воспоминаниях пишет, что в семье Жуковского «все любили его без па¬мя¬ти» , сам поэт по-другому оценивал свое положение. В дневниковой записи от 26 августа 1805 г. Жуковский горько писал: «Не имея своего семейства, в котором бы я что-нибудь значил, я видел вокруг себя людей мне коротко знакомых, потому что я был перед ними выращен, но не видал род¬ных, мне принадлежащих по праву; я привык отделять себя ото всех, потому что никто не при¬нимал во мне особливого участия и потому что всякое участие ко мне казалось мне милос¬тию. Я не был оставлен, брошен, имел угол, но не был любим никем, не чувствовал ничьей люб¬ви...» . Безусловно, положение сына служанки, даже и взятого в дом и воспитанного наравне с господскими детьми и внуками, должно было сильно мучить юного Жуковского, особенно после смерти его отца в 1791 г. Однако слова будущего поэта о том, что никто не принимал в нем учас¬тия, звучат несправедливо. Многоходовой процесс получения дворянского статуса для него, рас¬тя¬нувшийся на много лет и потребовавший со стороны его родственников большой осторож¬нос¬ти, находчивости и риска, связанных с незаконными действиями и возможностью быть разо¬бла¬чен¬ными, лишь одно из свидетельств в пользу того, что семья Жуковского сделала все возмож¬ное для обеспечения его будущего. В этом отношении чрезвычайный интерес представ¬ляет тот факт, что для других внебрачных детей, воспитывавшихся в той же семье, грамот на дворянство никто не добывал . Типичным для того времени было поведение П.Н. Юшкова, заве¬щавшего в 1805 г. матери своего незаконнорожденного сына Настасье Ивановой (отпу¬щен¬ной на волю крес¬тьянке) дворовых людей и 10 тыс. руб., из которых 6 тыс. предназначались для сына, и про¬сив¬ше¬го своих законных дочерей «не оста¬вить» ее и ребен¬ка, выделяя им «столового запасу и хлеба ежегодно достаточное содер¬жа¬ние» . Формально, отец Жуковского А.И. Бунин поступил так же. Вопреки утверждению Зонтаг о том, что Бунин никак не позаботился о Жуковском и ничего ни ему, ни его матери не оставил , Афана¬сий Иванович в своем завещании, составленном 3 июня 1791 г., распорядился о выделении Сальхе средств к сущест¬вованию: «... в награждение дать за усердную к нему службу находя¬щейся у него во услуге турецкой нации женки Елизавете Демен¬тьевой четыре тысячи рублей полагая оную сумму с каждой части по тысяче рублей как от трех дочерей так и от внуков ево которые по сущест¬во¬вании той ево духовной и должны отдать ей Ели¬завете...» . Однако еще до выделения этой нема¬лой для того времени суммы в завещании Бунин сделал для Жуковского главное - постарался добыть для него бумаги о военной службе, которые позволили сестрам Жуковского и их мужьям, уже после смерти Бунина, добыть буду¬щему поэту дворянский статус. В документах о разделах имений между дочерьми и внучками А.И. Бунина мы не на¬хо¬дим подтверждения слов Зонтаг о том, что его жена Марья Григорьевна повелела дочерям и вну¬чкам выделить Сальхе не 4 тыс., а 10 тыс. руб., выданных тогда же Елизавете Дементьевне, но по¬доб¬ное увеличение завещанной отцом Жуковского суммы могло произойти по устной до¬го¬во¬рен¬но¬сти. Это было вполне в духе забот Марьи Григорьевны и сводных сестер о будущем поэте. После неудавшейся в 1795 г. действительной попытки записать Жуковс¬кого на военную службу, он по¬ступил в Московский Университетский благородный пансион. Веро¬ятно, в целях подтверж¬де¬ния недавно полученного им дворянского статуса внутри семьи была совершена сделка – он стал соб¬ственником дома в Белеве, проданного ему его свод¬ной сестрой Авдотьей Алы¬¬мовой. Нет осно¬ва¬ний считать, что между Жуковским и Алы¬мо¬вой была совер¬ше¬на реальная купля-продажа: из¬вестно, что собственных средств у Жуковского в тот момент не бы¬ло, и Авдо¬тья Алы¬мова, ра¬зо¬шедшаяся к этому моменту со мужем и пер嬬¬ехав¬шая жить к матери в Мишен¬ское, вполне могла уступить брату собственный дом в Белеве без денег. Во вся¬ком случае, в купчей 1808 г., по ко¬то¬рой Жуковский продавал этот дом, уже перестроенный им, родствен¬ни¬це Е.И. Протасовой за сто рублей, о сумме за покупку дома в 1797 г. ничего не ска¬зано. Купчая 1808 г. описывает первую «собственность» Жуковского, тот дом, в котором поэт жил в 1805-1807 гг. и где им были на¬пи¬са¬ны многие из его первых произведений: «Лета 1808-го сентября в Деся¬тый день из дворян Адью¬тант, а ныне Титулярный Советник Васи¬лий Андреев сын Жуковский, продал я госпоже девице по¬койнаго статскаго советника Ивана Яков¬левича Про¬тасова дочери Еле¬не Ивବновне благо при¬обретенной мною крепостной свой, доставшейся мне прош¬лаго 1797 года Августа в 27й день от госпожи действительной статской советницы Авдотьи Афонасьевны Алы¬мовой по купчей, Де¬ре¬вян¬ной дом состоящей Тульской губернии в городе Бе¬ле¬ве в седьмом на десять квартале под но¬мером седьмым, построенной ею на отведенном ей по Высочайше Кон¬фир¬¬мованному Плану из пу¬стопорозжаго и никому по крепостям не принадле¬жа¬щаго городс¬каго вы¬го¬на, со всяким в нем деревянным строением и с огородом, которой уже мною дом по покупке пере¬строен другим фа¬са¬дом на каменном фундаменте; то и со всею моею вновь учинен¬ною ко оно¬му дому и двору раз¬ною пристройкою, мерою ж под оным домом и дво¬ром как по пред ска¬зан¬¬ной дошедшей мне куп¬чей значит, состоит земли: Длиннику по обеим сто¬ро¬нам по трид¬цать по семи сажень, по¬пе¬реш¬нику в переднем семнадцать сажень, в заднем концах десять с полови¬ною сажень, или что оказаться может все без остатку, А взял я Василий с нее Еле¬ны за оной свой дом со всем хо¬ром¬ным и дворовым строением денег сто рублей; с коей суммы и указ¬ные пошли¬ны пла¬тить ей по¬купщице... При сей купчей из дворян бывшей адьютант, а ныне титулярный советник Василий Андреев сын Жуковский ... руку приложил...» . О том, что во время обучения в Московском пансионе у Жуковского не было собственных средств, мы можем судить по одному из писем другой его сводной сестры, Екатерины Афанась¬е¬в¬ны Протасовой (матери его будущей возлюбленной Маши) к П.Н. Юшкову. Неда¬ти¬рванное пись¬¬мо относится, вероятно, к первому году пребывания Жуковского в Москве, когда у него еще не проснулась тяга к образованию. Е.А. Протасова писала Юшкову: «Сколько я люблю моево ми¬лово друга Васиньку, таво права изъяснить нельзя... Что ты пишешь, мой друг, о Васиньке, то ме¬ня очинь агарчает. Пожалоста, мой друг, не покинь и всякою неделю ежели тебе можно ево наве¬щай и талкуй ему, что все ево щастие зависит от нево самаво и чтоб он знал, что чрез одне науки он может зделатся человеком. Посылаю ему сертук, кафтан и двадцать пять руб¬лей денег, кото¬ры¬¬ми ты, мой друг, разпалажи на 6 месецов, человека к нему наими, что будет по 12 руб, прачке 6 руб. и того осмнатцать, а там что ты увидешь нужно, сапаги и башмаки, чулки же я пришлю и рубашки, а по прашествии полугода Марья Ивановна [Протасова – ОГ] будет и тагда уже все учр嬬дит для нево. А тебя прошу, мой друг, из дружбы мне и к тому, кто тебя любил чрез¬[вы¬чай]¬но и кому он принадлежит [умершая жена Юшкова Варвара - ОГ], ево не покинуть сваими со¬ве¬та¬ми, а я вечно твой друг Екатерина Протасова» . Желание обеспечить вернувшемуся из Москвы после учебы и непродолжительной службы Жуковскому собственный угол подвигнуло его родных купить для него небольшое имение Холх, стоящее через пруд от с. Муратова, где поселились Е.А. Протасова с дочерьми Машей и Сашей. Считается, что М.Г. Бунина купила это имение на свое имя в 1810 г., заплатив частично собст¬вен¬¬¬ными деньгами и средствами Елизаветы Дементьевны . Ревизская сказка 1811 г. показывает за Жуковским в деревне Холх 17 крестьян, записанных по предыдущей пятой ревизии за полков¬ни¬ком Алексеем Федоровичем Ладыженским и доставшихся Жуковскому «по дари¬тель¬ной запи¬си в 1811 году», плюс одного вновь рожденного мальчика . Обстоятельства этой покупки до сих пор неясны, но некоторые ее детали крайне любопытны. Дело в том, что земля в деревне Холх издавна принадлежала предкам А.И. Бунина – Рома¬ну Ивановичу, а затем после его смерти по дачам 1714 г. его детям Андрею (деду А.И. Бунина и прадеду Жуковского) и Артемию Романовичам. Среди других земельных угодий значились «в Ор¬ловском уезде в Неполоцком стану на речке на Холху в Михайловском починке Соложе¬ни¬хи¬на да в Поречковском стану на речке на Орле выше косожскаго устья и усть речки Холха в пус¬то¬ши что была деревня Тимофея Муратова с братья – 104 четверти 52 четверики; в Непо¬лоц¬ком же стану в пустоши Диком поле усть речки Косожи и усть Холха – 35 четверти 7 четверики... На реч¬ке на Холху что была деревня Холх Абыки тож – 42 четверти 21 четверики...». После Андрея Романовича вотчины в с. Муратове и на речке Холх перешли по наследству к деду, а за¬тем отцу А.И. Бунина, после которого их унаследовали Афанасий Иванович и две его сестры - Анна Ива¬новна Давыдова, по второму мужу Тарбеева, и Платонида Ивановна Вельяшева. Афа¬на¬сий Ива¬нович, которому досталась большая часть земель в этих местах – почти 120 четвертей, в 1761 и 1767 гг. выкупил у сестер их части, и в 1783-1784 гг. имения в с. Муратове и в «бывшей деревне» Холх были закреплены за ним. По разделу земель после его смерти родовое и приоб¬ре¬тенное не¬движимое имение в Орловском наместничестве в Дешкинской округе в селе Покров¬ском (Бунино тож), в деревнях Новых Прилепах и Красной Слободке (Муратово тож) достались его дочери Ека¬терине Афанасьевне Протасовой и трем дочерям его умершей к тому времени до¬че¬ри На¬та¬льи Вельяминовой. Позднее, когда в 1798 г. произошел раздел между Е.А. Прота¬со¬вой и мало¬лет¬ними девицами Вельяминовыми, имение Муратово с прилегающими к нему зем¬ля¬ми до¬ста¬лось Екатерине Афанасьевне . Хотя д. Холх ни в завещании Бунина, ни в последую¬щих раз¬дель¬ных документах не упоминается, вполне уместно предположить, что семья продол¬жала вла¬деть хотя бы частью земель на речке Холх. По традиции новых времен документы тако¬го рода уже не пе¬ре¬числяли все урочища и пустоши, которыми владели предки завещателей, т.к. главной единицей измерения благосостояния дворянина стало количество крестьян, которые имели свои дворы и на¬делы на этих самых бывших пустошах и урочищах. Соседями Екатерины Афанасьевны в момент поселения ее в Муратове в 1809 г. стали на¬дворный советник Алексей Михайлович Павлов и полковник Алексей Федорович Ладыжен¬с¬кий, также владевшие землями в д. Холх. А.Ф. Ладыженский, полковник Кемс¬голь¬ского мушке¬тер¬с¬кого полка, кавалер ордена Св. Георгия 4-й степени, полученного им «в воздаяние отличнаго му¬жества и храбрости, оказанных в сражении против французских войск 29 мая при Гейльс¬бер¬ге» в 1808 г., по всей видимости, никогда в Холхе не жил. Во всяком случае, когда он еще в 1797 г. по¬желал заложить 168 крестьян из д. Холх и находящегося рядом с. Егорьевского в Государст¬вен¬ный заемный банк, исправник Дешкин¬с¬кого нижнего земского суда, посланный для осви¬детель¬с¬твования этих крестьян, не обнаружил ни помещика, ни старосты, ни «многих крестьян за от¬луч¬кою от до¬мов в разные места». По бумагам же оказалось, что крестьян в Холхе и Егорьевс¬ком за Ладыженским не числится, а состоит за ним той же округи в с. Богородицком 165 душ му欬ского пола. Вероятно, чиновники не сумели в тот момент разобраться в принадлежности крестьян, т.к. в переписи 1811 г. указывалась, что из 18 доставшихся Жуковскому в д. Холх крестьян 11 че¬ловек принадлежало в 1796 г. именно Ладыженскому. Возможно, большинство крес¬тьян, ко¬то¬рых хотел заложить Ладыженский, были собственностью его жены, Марьи Дани¬и¬ловны Павло¬вой, родственницы другого владельца Холха. Имущественные отношения Буниных с Ладыженскими (или Лодыженскими, как иногда пи¬салась их фамилия) имели давнюю историю. Обе семьи владели смежными землями в разных уездах еще начиная с XVII в. По «Межевой книге Белевского уезда» 1627-1630 гг. черняв¬с¬кий вое¬вода И.А. Бунин (прямой предок отца Жуковского) владел половиной с. Мишенского, а вто¬рая его половина принадлежала Василью Лодыженскому, родному брату прямого предка пол¬ков¬ника А.Ф. Ладыженского. В XVIII в. дед и отец А.Ф. Ладыженского также были белевс¬кими по¬ме¬щи¬ка¬ми. В Орловской губернии, кроме соседних владений в д. Холх, семьи имели соседние участки еще в одном уезде – Карачевском (отошедшем в 1780-х гг. к Болховс¬кому уезду), в Горо¬децком стану в пустоши и деревне Великие Леды. По переписи 1782 г. это име¬ние названо вотчи¬ной А.Ф. Ладыженского, а отец Жуковского унас¬ледовал там от деда и отца и частично записал за со¬бой по покупке в 1784 г. от родных сестер земли общей площадью не больше 4 или 5 четвер¬тей . В условиях преобладавшей череспо¬лосицы было бы только естест¬вен¬но, если бы семьи Буниных и Ладыженских старались вы¬ме¬нять или прикупить какие-то примыкавшие к собствен¬ным вла¬дениям земли у другой стороны. Поэтому сделка 1810 г. по покупке семьей Жуковского владе¬ний именно в д. Холх представляется экономически вполне оправданной. Для Жуковского, кроме романтической стороны близкого соседства с Машей Про¬та¬со¬вой, приобретение имения в Холхе имело принципиальное значение – владение крепост¬ными ду¬шами к началу шестой переписи населения легализовало его дворянский статус. Его род¬ствен¬ни¬ки, по¬тратившие столько лет, средств и сил на приобретение для него дворянской гра¬моты, мог¬ли, на¬ко¬нец, считать вопрос о социальном статусе «незаконного» члена семьи за¬кры¬¬тым. Ни они, ни сам поэт не до¬гадывались, что проблема встанет вновь через четверть века во время то¬та¬ль¬ной проверки документов русского дворянства, предпринятой по указу царя в 1834 г., когда дока¬за¬тельства «благородного» происхождения Жуковского были найдены «недостаточными», а при¬чи¬сление его к дворянскому сословию признано «не в законной силе» . От лишения дво¬рян¬с¬кого статуса Жуковского спас орден за участие в войне с Наполеоном, но главное – то, что он уже со¬стоял наставником наследника российского престола и был лично близок к Николаю I. Мемуары Зонтаг не могли, естест¬вен¬но, поведать миру о всех подробностях добы¬ва¬ния дворянства для Жу¬ков¬с¬кого, и в них появилась красивая легенда об усыновлении буду¬ще¬го поэта его крестным от¬цом. Однако семейные предания не должны заменять собой сведения, до¬сто¬вер¬ность которых под¬тверждают документы.

Примечания

1. ↑ неокончательная редакция - убрать переносы, добавить сноски--~~~~